Надо сказать, что в организации учебного процесса постоянно возникали какие-то неувязки. Нет, не по вине преподавателей или администрации фельдшерской школы.

Наше учебное заведение всё время куда-то переезжало. Здание, которое ранее занимала фельдшерско-акушерская школа, почти сразу было передано, как тогда говорили, под нужды армии.

За короткое время мы переезжали после этого ещё два раза.

Всё учебное оборудование, различные пособия, мебель мы перевозили сами. Вручную загружали телеги, везли школьное имущество, разгружали его и все перетаскивали на новое место. Когда выпал снег, для переезда использовали санки. Легче нам от этого не было…

К тому же, весь город был перекопан. Рядом с деревянными тротуарами на улицах и во дворах рыли окопы в полный рост и строили убежища.

Ещё одна трудность состояла в том, что многие преподаватели были призваны в армию. Уходили на фронт и юноши 1922 года рождения, которые учились вместе с нами.

Были и бытовые трудности — не работала школьная столовая, а хлеб начали выдавать по карточкам.

На каждого обучающегося в фельдшерско-акушерской школе полагалась хлебная карточка из расчета четыреста грамм на сутки. Причем, хлеб был невысокого качества. С началом войны он стал хуже. Или, мне это просто так показалось?

Чтобы получить хлебный паек, приходилось выстаивать многочасовые очереди. В день отоваривали только одну карточку, чтобы голодающие люди не смогли выкупить весь хлеб и съесть его сразу.

Я и другие наши ребята теперь редко доносили полученный кусок хлеба до дома. Мы съедали его ещё по дороге, потому, что постоянно испытывали голод…

В Кирове были и общественные столовые, но их было мало, и там всегда стояли очень большие очереди, а торчать в них у нас не хватало времени. Продукты можно было купить и на рынке, но для нас, учащихся фельдшерской школы, они были недоступны из-за дороговизны.

В городе то и дело появлялись какие-то слухи, всё время чувствовалось напряжение, связанное с войной. Из уличных репродукторов звучали очень тревожные сводки с фронтов о том, что части Красной Армии оставляют территорию страны, что идут жестокие бои, что мы несем значительные потери.

Ночью в городе осуществлялась полная светомаскировка. Без внешнего освещения стояли корпуса предприятий и учреждений, не освещалась железная дорога и вокзалы, жилищный фонд… Уличное освещение было убрано совсем. Светомаскировка была профилактической мерой, Киров немцы не бомбили, а вот на Горький налеты немецкой авиации уже совершались.

С очень большой нагрузкой работала железная дорога. С запада беспрерывно шли эшелоны, в которых вывозили эвакуированные предприятия и огромные массы беженцев. Часть из них следовала дальше на восток, а часть оседала в Кирове. В городе появилось много «нездешних» людей. Их можно было узнать по сильно потрепанной одежде, они были худые, уставшие и изможденные.

Глава 21

Глава 21 Разгрузка-погрузка…

Занятия в фельдшерско-акушерской школе на третьем курсе в сорок первом году у меня начались на целый месяц раньше. Это — плохо. Нет, от учебы я не отлынивал. Денежек не получилось у меня заработать. В предыдущий год, на летних каникулах я в колхозе трудился, какую-никакую копеечку для житья-бытья в Кирове откладывал. Тут — ничего не получилось подкопить.

Плюс к этому — цены на всё поднялись. Жизнь стала совсем какая-то невеселая…

— Ребята! Эшелон пришел!

Так, так, так… На сегодня, похоже, учебные занятия у нас закончились…

Подобные объявления посреди урока стали всё чаще и чаще. Пришел эшелон, значит — привезли раненых. Их сейчас в Киров везут и везут, город превратился в крупную госпитальную базу.

— Ребята! Собираемся скорее! Надо помочь.

Это уже не дежурный, который в класс заглянул и дальше по коридору убежал, а наш преподаватель нас торопит.

Помочь с выгрузкой раненых — важное дело. Они не все ходячие, много носилочных, а они сами на перрон не выйдут.

Эх, хлебушка бы сейчас перехватить… Таскать носилки с ранеными — нелегкое дело…

Я сложил книги и тетради в стопочку. Пусть тут, в учебной комнате полежат. Никто их никуда не утащит.

— Пошли, Санька. Что, копаешься? — торопит меня Вася, мой соученик.

Ничего я не копаюсь… Немного задумался просто.

Интересно, куда сегодня раненых повезут? Впрочем, какая разница?

Сейчас в городе под госпитали все сколько-нибудь подходящие помещения приспосабливают. В первую очередь — школы. Вместе с этим требуется очень много медицинского персонала. Все преподаватели медицинских дисциплин из нашей фельдшерско-акушерской школы теперь в госпиталях работают.

А мы? Мы — тоже. Я тоже на дежурства в госпитали хожу. Составлен даже специальный график наших дежурств во внеурочное время.

— Санька, не забыл, что сегодня ещё дежурим?

Опять, Васька… Что ему сегодня неймется? То на разгрузку меня торопит, то про дежурство напомнил…

— Не забыл, — бросаю на ходу и торопливо шагаю к двери. Раненые ждать не будут. Их надо скорее из эшелона выгружать.

Учеба по уплотненному графику, дежурства в госпиталях, разгрузка-погрузка раненых — вздохнуть просто некогда… В предыдущие два года в фельдшерской школе веселее было. Работало много кружков. Кто-то в танцевальном занимался, кто-то играл на струнных инструментах, кто-то пел… Мне медведь на ухо наступил и я в чтецы записался. Стихи читал, это у меня хорошо получалось.

По всему городу славился хор учащихся фельдшерско-акушерской школы. Наши ребята выступали во всех клубах города. Пытались поставить даже оперетту — такие уникальные были голоса!

Драматический кружок ставил спектакли по пьесам русских классиков — Чехова, Островского… Такие, как «Злоумышленник», «Лес», «Без вины виноватые». Руководителем драматического коллектива была Евгения Михайловна. Казалось, что все свободное время она проводила с нами, отдавая весь свой жизненный опыт нам, молодым, и делала это очень искренне, за что мы ее очень уважали и по-своему любили.

По субботам в актовом зале показывали художественные фильмы. Они шли на узкопленочном аппарате.

Часто устраивались танцы, где мы могли продемонстрировать всё, чему смогли научиться…

Так! Стоп! Что-то я, правда, немного в себя ушел, в воспоминания ударился по дороге на железнодорожный вокзал.

— Ребята, помогайте! Сегодня работы много!

А, тут нас уже ждут. Лица всё знакомые. Помогаем с разгрузкой мы здесь не первый раз и я всех уже помню.

Выгружали раненых мы сегодня долго, почти до самого вечера. Задержка произошла из-за отсутствия транспорта. В сегодняшнем эшелоне раненых было больше чем обычно. Судя по разговорам работников эвакопункта — около шестисот. Обычно бывает — четыреста пятьдесят — четыреста восемьдесят.

На руках ведь в госпитали раненых с вокзала не потащишь, тут специальный транспорт нужен… Из вагонов их тоже нечего выносить, пока транспорта нет.

Есть мне всё больше и больше хотелось. Сегодняшние-то карточки на хлеб я не успел отоварить.

Тут, на вокзале, едой не разживешься. Сами сотрудники эвакопункта по талонам в пристанционном буфете только одно ведро «заварихи» на всех получают. Наши карточки тут не действительны. Их, работающих на эвакопункте, больше двадцати человек, а на всех только одно ведро муки, заваренной крутым кипятком… Надо сказать, что в ведре этом, муки-то едва половина. Им самим этого мало, а не то, что нас ещё угостить.

Что делать? Как до дежурства в госпитале карточки на хлеб отоварить и поесть?

Опаздывать на дежурство тоже нельзя…

Или, немного — можно?

Вот такие мысли сейчас у меня в голове и вертелись.

Ну, кто голодал — тот поймет…

Глава 22

Глава 22 Распределили…

В первых числах декабря сорок первого нам, обучающимся на третьем курсе, объявили, что наша учеба заканчивается.