В Медведки, в Медведки… В деревню, где родился Кузнецов Николай Герасимович, нынешний Народный комиссар Военно-морского флота СССР.

Такое, да не знать. Местные нам об этом в первый же день поведали с величайшей гордостью. Ну, что у них в деревне сам Кузнецов родился. Кузнецов! Целый Народный комиссар! СССР!

Тогда я эту информацию к вниманию принял и всё, а сегодня меня как обухом по голове ударило. Торкнуло, как в Кирове говорят. Сдвинулся с места камешек, покатился и вызвал лавину…

Кузнецов! Флот! Корабли! Ослепляющий камуфляж!

Очередной кусок, или как там правильно назвать, памяти у меня восстановился!

Были в последнее время звоночки, мелькало что-то, а тут — раз и полная картина в голове.

Между тем, ноги независимо от головы как бы сами несли меня к реке. Что называется — «на автопилоте». Бараки нашего лазарета № 2 — на одном берегу Северной Двины, а Медведково — на другой. Севдвинлаг не просто так Севдвинлагом называется.

Как я дошел до реки — не помню. На мост зашел — тоже.

Шел и шел по шпалам, пока они не кончились.

Шпалы кончились и только две узкие ленточки металлических рельсов были перекинуты дальше.

Как уж так мост строили… Кто бы мне раньше сказал — не поверил. А вот так и было! Это каким идиотом надо быть!!!

Был кто-то. Причем — не один. Одни — разрешили так делать, а другие — рады стараться. Самые настоящие враги народа…

Внизу, под мостом, вокруг опор пенилась и бурлила северная река. Почему, не знаю, но нисколько не задумываясь, я шагнул на узенькую ленточку рельсов, и, не глядя вниз, прошел так над ревущей рекой метров пятнадцать.

Я не цирковой артист, не канатоходец. Как смог пройти этот опаснейший путь, объяснить не могу. Но прошел и тут только понял, что сделал что-то совсем не то…

Я присел на рельсы. Меня затрясло. Так, что зубы застучали.

Во дурак! Мог ведь вполне и погибнуть!

Или — выплыл бы?

Бог мой! О чем я думаю!

Ишь, вспомнил про ослепляющий камуфляж для кораблей… Да, это сейчас очень актуально, но кому бы польза была, если я сегодня погиб?

Надо скорее очередное письмо Шванвичу готовить и умудриться его незаметно отправить. Самому не попасться, а то много вопросов будет семнадцатилетнему фельдшеру, спасающему от бед советский военно-морской флот.

Возвращаться уже не было смысла, да я бы и обратно по рельсам над рекой не перешел. Схлынуло с меня затмение.

Я продолжил путь. Получил в Медведково деньги. Попросил перевезти меня через реку в лазарет на лодке.

— А, сюда-то как, ты, добрался? — недоуменно посмотрел на меня перевозчик.

— По мосту.

— По мосту?

Выражение лица мужика в лодке надо было видеть…

Глава 34

Глава 34 Изменения в жизни Александра Котова

15 августа сорок второго в судьбе Александра Котова произошел резкий поворот.

Всё для фронта… Всё для победы.

Лазарет № 2 Севдвинлага НКВД лишился ординатора терапевтического отделения. Лечение заключенных сегодня — не главный приоритет, люди на фронте нужны.

Зеки, если к житью, сами выздоровеют. Как Санькина бабушка говорила, все болезни делятся на смертные и не смертные. Последние сами пройдут, а смертные — лечи или не лечи, а всё равно толку не будет… Конец всё одинаково один, только мучения человека дольше продлятся.

Александра Котова, хоть ему ещё и восемнадцати лет не исполнилось, зачислили в Велико-Устюжское пехотное училище.

Приказ пришел и всё, кончилась моя работа в лагере.

Кто так решил? Почему?

Более рациональным было бы меня в роли медицинского работника в Красной Армии использовать, а тут всю мою предшествующую подготовку и полученный опыт просто перечеркивали.

Правильно это? Нет, конечно. Но, это — с моей точки зрения, а наверху — виднее.

Четвертый батальон, четырнадцатая рота — вот моё теперешнее место житья и службы.

Училище готовило командиров взводов минометчиков, пулеметчиков и просто для стрелков.

Ранее, в прошлой жизни, я в Великом Устюге не бывал. Не пришлось как-то. Сам городок мне нравился. Украшали его многочисленные церкви, стоящие на берегу Сухоны. Местные жители гордились своими земляками — первопроходцами Сибири — Дежневым, Хабаровым…

Впрочем, на город удавалось полюбоваться редко. Нас учили, учили, учили… Фронту командиры взводов требовались. Была в них огромная потребность. Надолго командира взвода не хватало.

Конечно, время жизни на войне во многом зависит от самого бойца, от его подготовки, от профессионального мастерства его командиров и от наличия у них боевого опыта. И, наконец, просто от везения и удачи, которая всегда должна присутствовать рядом с солдатом в окопе и на поле боя. Кто-то годами воюет и ни царапинки не имеет, а кого-то на один бой всего и хватает.

Но! Шепотки между курсантами ходили, что на передовой командир батальона в среднем живет месяц, командир роты — неделю, командир взвода — три дня, а рядовой — одно наступление…

Так это или нет, кто знает…

Однако, командиры взводов Красной Армии требовались, требовались, требовались…

Сколько их не выпускай, а всё мало.

На фронте в сорок втором было трудно, Красная Армия несла большие потери.

Моя учеба в Великом Устюге длилась недолго, так как наше училище перевели в Каргополь.

Там всё пошло опять же по накатанным рельсам — теория — практика, теория — практика…

Мы много маршировали, изучали уставы и матчасть.

Маршировать, конечно надо, но, с моей точки зрения, мы мало изучали вопросы тактики ведения боя, обороны и обустройства оборонительных сооружений, совсем не овладевали оружием противника, изучением борьбы с его танками, а кроме этого была весьма слабой подготовка работы с топографическими картами.

Это я так думал, в прошлой жизни — человек сугубо мирный и гражданский. Однако, кое-что всё же повидавший. Жизнь проживший. Кстати, в институте я на военной кафедре обучался. Там структура подготовки совсем другой была. Маршировали мало, другим занимались.

Тут из нас же командиров взводов готовят, не рядовых бойцов. У командира взвода другое предназначение.

При переносе сюда мои воспоминания об обучении на военной кафедре не пострадали, остались в целости и сохранности. Все бы так, но что теперь сделаешь…

Все эти недостатки подготовки, по-видимому, были связаны с плохой материально-технической оснащенностью наших учебных классов. Мы много и основательно изучали материальную часть револьвера, винтовки, пулемета «Максим», но этим оружием воевал еще Чапаев! Прежние времена ушли, нужно было овладевать новой техникой, а ее не было, все уходило на фронт. Командовать бойцами учили опять же мало.

Практические занятия, если их можно так назвать, проходили в боевой обстановке. Мы участвовали в боях с немецкими и финскими десантниками, которых забрасывали в наши тылы с целью перерезать железную дорогу, которая шла из центра страны на Архангельск.

Задача нашего четвертого батальона, а соответственно и четырнадцатой учебной роты, состояла в том, чтобы не допустить прорыв немецких десантов, которых высаживали на гидросамолетах на озеро Лача, к железной дороге.

Мы, семнадцати и восемнадцатилетние мальчишки, срывали немецкие планы по блокированию Архангельска.

Пацаны с винтовками, что уж греха таить, выходили против матерых десантников противника.

Происходило все это поздней осенью сорок второго, до ледостава.

Многокилометровые, как правило — ночные переходы, мы совершали в кромешной тьме по тайге. Постоянные осенние дожди и уже начавшиеся ночные заморозки, недостаточное питание плохо влияли на нашу боеспособность.

До пеллагры дело не доходило, тут — не как в Севдвинлаге… Это там было в нашем лазарете № 2 целое пеллагрическое отделение, и попав туда — многие обратно уже не возвращались. Паек у курсанта был всё же лучше, чем у заключенного, но… опять же скудный.