Ничего, Шванвичу я отправил много, пусть пока с этим разбирается…

Глава 32

Глава 32 Как меня подставили

Это Санька-умник ещё призывного возраста не достиг, а я-то…

Вроде, и здравый смысл и жизненная опытность имеется!

Оценочное мышление мне не присуще, умею логически мыслить. Причем, лучше, чем многие.

На основе одного факта обобщений не делаю. Если, скажем, обматерила тебя уборщица в гипермаркете за то, что ходишь тут, а она только что пол помыла, это совсем не значит, что так к тебе все уборщицы на планете относятся.

Однако, как супруга моя говорила, в иных вопросах я хуже маленького…

Ведь, учит меня жизнь, учит, а всё без толку…

Почему?

Хорошим людям свойственно думать, что все вокруг такие же хорошие, а плохие считают, что окружают их темные души. Это, опять же цитата из высказываний моей Клары Александровны.

Ну, взъелся на меня прокурор лагеря, и что? Всех прокуроров гадами считать? Это будет неправильно. Надо только в отношении конкретного человека ушки на макушке держать.

Почти сразу после возвращения из штрафной колонны он меня чуть под монастырь и не подвел.

Кто? Да, Тесля. Кто же ещё…

Один из пациентов нашего отделения замостырил себе флегмону. Делается это просто — ниткой между зубов поводят, а потом её в небольшой надрез на коже и заталкивают. Через несколько дней — получай готовенькое гнойное воспаление.

Тесля меня и обвинил, что это я мостырку заключенному помог сделать.

Зачем мне это? Какая такая мне радость от зековской мостырки?

Суд ведь даже был, который меня полностью оправдал, а членовредитель себе ещё десяточку к имеющемуся сроку намотал.

Мне бы после этого ходить и оглядываться, ан нет…

Сейчас я — ординатор терапевтического отделения. Фельдшер на врачебной должности со всеми вытекающими. С недавнего времени даже в Котлас в свой законный выходной я могу выбраться. Раньше почему-то такого права я не имел, а теперь — пожалуйста.

Логического объяснения этому нет, до сего момента я тоже вольнонаемным был, таким же, как и сейчас. Может быть, это только одного меня никуда не пускали? Всех пускали, а меня — нет. Ну, да ладно…

Знал же я, что нас, вольнонаемных, постоянно проверяют, провоцируют, подозревают в чем только можно…

Однажды, в отделении я случайно проговорился, что скоро еду в Котлас на выходной. Один из пациентов тут же слезно попросил меня зайти по определенному адресу в городе, где, якобы, проживает его жена и передать от него ей весточку. Я согласился.

Когда я пришел по указанному адресу, оказалось, что тут живет прокурор Тесля, а «женой» подставившего меня пациента была прислуга прокурора из числа заключенных.

Тесля был дома, день-то выходной… Он сразу заинтересовался, почему я здесь, какого лешего мне тут надо? Однако, отпустил меня. Только со значением поулыбался — попался де, голубчик, прижучу я тебя.

Через полторы недели на имя начальника лазарета пришла телефонограмма о том, что мне следует явиться к прокурору лагеря. Получив это сообщение, я сильно загрустил, потому что вызов к прокурору ничем хорошим закончиться не мог.

Состояние мое было на грани полного отчаяния, но как раз в этот момент поблизости оказался комендант лазарета. Он был из заключенных, но жил в лагере так, как не каждый на воле.

Он спросил о сути дела, по поводу которого меня взывают к прокурору. Я кратко рассказал, о чем идет речь, а комендант взял газету и написал следующее: «Гражданин Тесля, к тебе идет Котов Саша, он очень дрефит, ты с ним полегче». Под написанным ещё и расписался, а затем оторвал кусок от газеты и отдал мне.

Я положил эту бумажку в карман, совсем не надеясь, что она сыграет в моей жизни какую-то роль, тем более, что она написана заключенным.

На следующий день я прибыл к прокурору. Во время разговора он кричал на меня, грозил сразу же арестовать за связь с заключенными, обвинял меня в заговоре против него, но не бил. Потом куда-то звонил, мне показалось, что он вызывает охрану для конвоирования меня под арест.

Мне стало совсем не по себе, так как дело принимало очень скверный оборот. Тут его кто-то вызвал и я остался в прокурорском кабинете один.

Вдруг я вспомнил, что у меня в кармане лежит записка от коменданта. Мелькнула ещё мысль, что она же от заключенного, может это очередная провокация и тогда мне уже точно несдобровать. Но, я решил — будь что будет, и положил записку на стол, где сидел прокурор.

Скоро Тесля вернулся, увидел мою записку, прочитал, немного помолчал, вопросов больше мне не задавал и сказал, чтобы я отправлялся обратно к себе в лазарет.

На этом всё и закончилось. Больше меня к прокурору не вызывали.

Не одну неделю меня мучил вопрос — в каких отношениях прокурор был с заключенным, который написал ему записку? Спросить об этом у него самого я боялся. Скорее всего, он мне и не ответил бы.

К прокурору меня больше не вызывали, но заключенный, который устроил провокацию в отношении меня, после моего возвращения страшно злорадствовал тому, что я так легко попался в его сети. Он начал требовать, чтобы я приносил ему продукты, водку, курево, но я далеко послал его и на шантаж и провокации больше не поддавался.

После этого случая я полностью перестал доверять заключенным, все их просьбы отвергал, оказывал только медицинскую помощь и всё. Нет, ребятушки, вам пальчик протяни, а вы и всю руку отгрызете…

Заведующий моего отделения был в курсе случившегося. Переживал, но ничем помочь не мог. Когда всё закончилось, был очень рад.

— Саша, надеюсь, больше такое не повториться? — этот вопрос он мне задал, наверное, раз пять.

— Ученый уже… — только и отвечал я ему.

Что ещё мог я сказать?

Глава 33

Глава 33 Как я ходил в Медведки

— Доктор Козлов! Доктор Козлов!

Что, опять?

В который уже раз…

Ничего умнее придумать не могут!

Это меня послали искать кого-то из вновь поступивших пациентов в наше отделение.

Вообще-то, я — Котов. Александр Котов. Ординатор терапевтического отделения. На самом деле — фельдшер, но на врачебном месте.

Бедняге же сказали — Козлов. Найди мол доктора Козлова.

Подставили его крупно. «Козёл» — серьезное оскорбление для правильного лагерника.

Идет бедолага сейчас по бараку и выкрикивает — «доктор козлов», получается — козлами пациентов нашего отделения называет. Оскорбляет их, а за это ему прилетит, ой прилетит…

Могут и убить. Бывало уже такое.

Вот какое дело…

Шуточки в лагере порой очень плохие бывают. Жестокие, с нехорошими последствиями.

— Молчи!

Я выскакиваю из-за загородочки, за которой у нас устроена якобы ординаторская. Ну, если ординаторы есть, то — должна быть и ординаторская.

— Быстро пошли отсюда!

Буквально выталкиваю пришедшего из барака, где размещено наше отделение. Он ничего не понимает, глазами только хлопает.

А в самом бараке уже шумят, матерятся…

— Быстрее уходи отсюда! Котов я, не Козлов.

До посланца, похоже, доходит, что он накосячил. Побледнел, руки затряслись.

— Где я понадобился?

— В бухгалтерии… — уже на ходу, через плечо бросает посланный за мной.

Придурки бухгалтерские!!!

Пошутили они! Поразвлекались! Человеку жизнь, можно сказать, испортили.

Я тяжело вздохнул и отправился в бухгалтерию.

Зачем я там понадобился?

Оказалось — моя очередь за деньгами в Медведки идти. Есть тут такая практика. Заключенного же в Медведки не пошлёшь за зарплатой для вольнонаемного персонала лазарета.

— Сколько там будет? — уточняю сумму, которую мне выдадут на руки.

— Двадцать семь тысяч.

Сколько? Двадцать семь тысяч! Это же такие деньжищи!

Столько за один раз я никогда в руках не держал.

Главное — никакой охраны. А, вдруг, нападут на меня? Деньги отнимут? Убьют? Кстати, запросто могут…